На гребне жизненного круга (о книге стихов Валерия Вьюхина "Родство")

А ГРЕБНЕ ЖИЗНЕННОГО КРУГА

русский поэт Валерий Вьюхин не упрекает
ни большой, ни малой родины

Есть поэты, кажется, вовсе не страдающие оттого, что их известность ограничивается пределами малой родины. Напротив, именно близость к ней питает их лучшие строки, адресованные прежде всего землякам, которые в большинстве своем не обременены филологической ученостью, но стихийно чутки к искренним и, возможно, просто не требующим особых эстетических изысков движениям человеческой души.

Вот и новая книга Валерия Вьюхина, вышедшая недавно в Сыктывкаре, названа безо всяких претензий на привлекающий искусственное внимание вызов общественному вкусу – «Родство». Это чувство и состояние для автора, который родился на Вологодчине, но отнюдь не чувствует себя чужим в прежде бывшем ее частью, а ныне соседнем с нею Коми крае, сомнению не подлежит:

…Мне выпало здесь основаться,
Не думать о странствиях впредь,
И вечером длинным, как в святцы,
В глаза голубые смотреть…

Впрочем, открывают книгу и составляют ее немалую толику стихи о Родине большой. Тревожась за эту судьбу, отчаяния поэт отнюдь не испытывает. «Наши беды не столь велики,/ С нами было еще не такое…», – напоминает он, призывая земляков продрать глаза «ото сна, ото лжи, от запоя…». И уверен: «Оплакивать рано державу/ И рано ее отпевать…/ А то, что с краев отломилось,/ Не все, но еще прирастет…».

Искренне и местами довольно свежо и точно – к примеру, когда горы Полярного Урала оказываются подобны вечным палаткам, шатрам российского воинства – сказано. И все-таки до сердца достает не очередное обращение к булатным саблям, копьям и кольчугам, не воспоминание о сжитых со свету звонарях, на чьих позабытых могилах густо растут колокольчики, а человечно тихое сравнение той же многим вошедшей в отечественную историю XX века Коми земли: «…Она – как рано у державы/ Осеребрившийся висок…». Или: «…Перед сумрачным храмом Урала,/ Словно паперть ты, Коми земля…».

Таким Урал предстает с воздуха на подлете к Инте или Воркуте – и таким его, безусловно, не раз видел профессиональный авиатор Валерий Вьюхин на дне небесного колодца, которому не дано краев и в котором «Самолет шмелем залетным вьется,/ Словно ищет полое окно…». Для автора «…и в самолетных крыльях/ Есть контуры руки…», а на аэродроме «…далекий горизонт/ Багровой птицей метит на бетонку…» и в непогоду «…хлещет дождь по дюралевой холке».

А бывает, что рукотворная птица падает, не долетев до гнезда, и тогда:

В глухом краю заросший луг,
В его траве, как первый иней,
Белеет пятнами вокруг
Недогоревший алюминий…
И долго бродят по ночам
По лугу призрачные блики.
А днем земля здесь горяча,
Земля красна от земляники.
Но эти ягоды не рвут,
Их пальцы вытерпят едва ли.
Они созреют, упадут,
И запекутся на дюрали.

Но даже после этого люди проходят сквозь облака хотя бы мыслью: «И след оставив пенный,/ Неведомым путем/ По зеркалу Вселенной/ Мы тихо поплывем…». И окончательно списанного по возрасту летчика «…До черты, до последнего вздоха/ Будет в небо как прежде тянуть…» от земли, где «Селом, как белые быки,/ Бредут рогатые сугробы,/ А за дворами вдоль реки/ Сверкает лед первейшей пробы…».

Этой земле стихотворец чутко внемлет тоже:

На ощупь окрестности пробуя,
Повадился дождик грибной,
И туча, как лошадь жеребая,
Застенчиво ржет за спиной.
Темно и прохладно, как в тереме,
Где слышно молитву с высот.
Природа смирилась с потерями
И вновь благоденствия ждет.

По-прежнему ощущая неразрывную связь с небом, где «…месяц, и тот пополам,/ Как будто ледышка, расколот…», поэт подсказывает любимой: «…на заре к тебе снегами/ В гости ангелы бредут…». И видит снегирей заколками в ее «ольховой пряди». И пусть «Время, словно резцом по железу,/ настрогало в виски седину…», лирический герой поэта готов тотчас отозваться на призыв своей спутницы «Туда, где рядом высятся/ Два холмика любви». Ведь «…плоть еще духу соперница/ До самых глубоких седин». Хотя и духовного единства не отнять: «…на гребне жизненного круга/ Петляют наши две лыжни,/ Не отдаляясь друг от друга…».

У Вьюхина та же земля, накапливая жар накануне весны, «просвечивает плотью,/ Как женщина сквозь пеньюар…». Хотя северные снега и впрямь роскошны, уместнее, возможно, была бы простая ночная рубашка. Но что ели в таежном сумраке стоят, как потушенные домны – здорово. И в нижнем течении Печоры действительно «Чиста вода и так протяжны дали,/ Как будто я вошел в огромный зал,/ Где рамы навсегда повыставляли…».

Цитирование, свидетельствующее, насколько глубоко за свою жизнь поэт прочувствовал и принял родной Север, можно продолжать. И все-таки сквозь уверенность в тщете и мимолетности громкого признания – «…Ничто знаменитость и лоск,/ Что силой иные достигли,/ Все это, как призрачный воск,/ Растает у времени в тигле…» – в воспоминании о молодости и Литинституте пробивается и сожаление:

…Как много тогда представлялось,
Но сбили с нарезки стиха
Кого-то душевная вялость.
Кого-то судьбы лемеха.
Нас много, хватило б и трети,
И те бы считали за честь.
И все-таки в каждом поэте
Неспетая музыка есть.

И еще в одном стихотворении – как отзвук:

…Поэтическое варево
Грел на медленном огне,
Что-то все не договаривал,
А сказать что было мне…

Впрочем, в этом двойном сожалении можно увидеть и просто чувство человека, заметившего «Что на последнем перегоне/ Судьба ускорила свой бег…». К тому же, несмотря на перемену вида поэтического транспорта и времени года, до конечной станции дело еще-таки не дошло. Пусть «…Широко и безоглядно/ Осень вскинула крыло…», душа отрады и тепла не утратила. И в стремлении удержать стихи, что бьются в утренних сетях и оставляют в руке светящиеся искорки чешуек, жилка на виске не просто пульсирует, а бушует.

Андрей РАСТОРГУЕВ,
поэт, член Союза писателей России.

Вьюхин В.Н. Родство. – Сыктывкар: ООО «Издательство «Кола», 2007.

12,01.2008

К списку

Создание сайта