Нина Ягодинцева

Рецензия Нины Ягодинцевой на книгу "Дом из неба и воды"

ОЗДУШНЫЕ ЛАДОНИ МИРОЗДАНЬЯ

Андрей Расторгуев. Дом из неба и воды: Стихи, поэмы. – Екатеринбург, Уральское литературное агентство, 2006. – 152 с., илл.)

В доме, который построил из неба и воды поэт Андрей Расторгуев, всё настоящее: крепкие стены, высокий светлый кров и та наполненность жизнью, любовью и верой, которая только одна и превращает быт в бытие:

Скоро травы станут влажными
и полягут наповал...
Снова лентами бумажными
я окно забинтовал.
Лентами на мыле-щёлоке:
зарастайте, щёлки-щёлочки,
между крашеными рамами,
между папами и мамами,
чтобы следом за туманами
не проникли холода,
чтобы тяжкая беда,
словно тёмная вода,
уходила в никуда
с облачными караванами...

В этом хранящем тепло, но в то же время распахнутом на все стороны света доме можно жить долго, мудрствуя, тоскуя и радуясь, растить детей, думать о Родине:

Ничто не вершится инако:
от сева до спелого злака
во всём – очертание знака
как тихая весть или месть...

В нём есть какой-то особый уклад, лад сердцебиения, дыхания, речи, близкий читателю – и в то же время как будто слегка отстранённый, тонко рассчитанный не на тесноту четырёх стен, пола и крыши, а на неизмеримо более широкое, глубокое и гулкое звучание.

До Ивана Купалы посулом кукушка щедра,
а спохватишься после – не даст и единого года.
Но, покуда любовью весенняя дышит природа,
опершись на лопату, над рыхлой землёй огорода
не считаю, докуда продлится земная пора.

Год назад в эту пору лихие летели снега.
За какие заслуги нас балует нынче погода?
Хорошо зацвела – дай Бог, чтоб завязалась, – сморода.
Приглядись: что ни ветка – то звонница или дуга.

Какой-то таинственный отклик рождается после каждой строки, глубокий гул окружающего пространства, даже когда речь идёт о вещах вполне обыденных, о делах семейных, бытовых.

Дни передневали – свету пережгли,
ночи переночевали рядом...
Перезимовали – словно перешли
тонкие мостки над ледопадом.

Это свойство поэтического голоса Андрея Расторгуева отсылает нас к классической, традиционной линии русской поэзии, хранящей не просто особую, тонкую соразмерность мыслей, чувств и слов. Главная тайна её – способность выхода за пределы самой себя, за границы человеческого общения, готовность к открытому диалогу с Природой, Мирозданием... Отзвук рождается только в этом открытом диалоге.

Замыкаясь в себе самой и превращаясь в интеллектуальную или эпатажную игру, поэзия лишается главного своего Собеседника и теряет, пожалуй, самую тонкую свою составляющую, самые драгоценные смыслы. Но, замкнутая, поэзия неизбежно переходит на крик (а порой и на мат), готовая взорвать весь мир и самоё себя, лишь бы вырваться на свободу. Открытая прямая речь сегодня – большая редкость в поэзии. Да и вокруг всё меньше и меньше остаётся живого пространства, рождающего отзвук на слова человека. Но всё-таки, всё-таки:

Бывает редкий час, когда на сердце ясно
и кажется: ещё немного – и взлетит.
Любая из погод становится прекрасна:
и дождь не тяготит, и снег не тяготит.

То солнце вполнебес, то слякотно и мрачно –
Ничто не укротит и не укоротит.
Но есть в июне ночь, спокойна и прозрачна:
и свет не тяготит, и тьма не тяготит.

Пусть маятник рукой бестрепетною машет
и двигаться ему никто не воспретит,
есть мимолётный миг в его пути и нашем:
и жизнь не тяготит, и смерть не тяготит.

В “Доме...” Андрея Расторгуева свет, воздух, стихии неба, земли и времени, само ощущение глубины и таинственной соразмерности бытия диктуют тот особенный склад речи, в котором царствуют гласные:

С востока на запад влекут волока,
а сердце – к востоку.
Чем далее к морю стремится река,
тем ближе к истоку.
И дело не в том, что от предка в крови –
речные излуки,
а просто рукою до краткой любви
от долгой разлуки...

Этот приём частенько используют опытные чтецы: благодаря ему можно, не повышая голоса, на одних открытых глубоких гласных спокойно заполнить речью или даже ясным шёпотом всё открытое пространство.

Все снега утекут со временем,
в океаны впадут века.
Но трава осыпает семенем
землю, чтобы наверняка,
чтобы многоколенным именем
не иссякнуть в сухом песке...

Если выбирать из ряда привычных обозначений, то, пожалуй, самым близким по смыслу этим стихам окажется понятие “эпика”. В отличие от лирики, смысловое пространство которой практически не раскрывается вовне, а разворачивается в глубину внутреннего мира поэта, и от драмы, точкой сборки, нервным центром которой является конфликт между людьми или между человеком и обществом, миром, эпический взгляд охватывает и соизмеряет, согласовывает человека и мир, внутреннее и внешнее пространство.

Эпический склад мысли передаётся эпическим звучанием речи: словам просторно в распахнутых горизонтах, но, чтобы не потеряться, они должны существовать по особым законам. Эпическое мироощущение А.Расторгуева наиболее рельефно выражено в поэмах: как в простом, на первый взгляд, повествовании (“Анапское солнце”), так и в осмыслении совокупного образа мира (“Игра в города”).

Внутреннее пространство книги организовано весьма разнообразно. Поскольку эпика предполагает работу с большими пространствами, архитектоника мыслей поэта своеобычно заполняет эти пространства. Есть мысли-магниты, собирающие вокруг себя окружающий мир (это – от малого к большому – семья, родные места, Родина, Мироздание с его звёздами и вечностями). Есть мысли-стрелы, устремляющие в прошлое, будущее, вероятное, за пределы. Есть мысли-искры и мысли-маяки.

И в целом, несмотря на размах, масштаб – действительно дом, большой, просторный и светлый. Кров этого дома – небо, стены – дожди, ветра, леса, горизонты зримые и незримые. Это не очень-то характерно для нашего времени, для его стремительности и стеснённости и постоянных выпадений в виртуальность.

Наверное, естественная причина органичной эпичности поэзии А.Расторгуева – в связи его судьбы с Уралом и Русским Севером, сакральными для России (даже в наше сугубо профанное время), таинственными землями. В предисловии к книге доктор философских наук поэт Юрий Казарин так обозначил это свойство:

“Стихи А.Расторгуева содержат в себе первичное качество звучности, музыкальности, особой тонической, исходящей из устной поэтической традиции ритмичности, когда современная (трёхвековая!) силлабо-тоническая монотонность вдруг делает воспринимаемые на слух стихи достоверными и подлинными образцами воздуха, неба и воды”.

Слово весомо.
Но в этой весомости
нет безнадёжной угрюмой свинцовости –
груз выбирая себе по несомости,
даже в безлюдную тишь,
слыша дыхание собственной совести,
взвешивай, что говоришь...

...И, соберясь с неистраченной силою,
яркой весною и осенью стылою,
наедине с долгожданною милою
до неизбежной зари,
над колыбелью и над могилою
хочется – заговори.

Поэтическая речь сама по себе – деяние. В книге А.Расторгуева она обнимает земной и небесный пределы, переплетает высокую архаику и угловатую лёгкость разговорной речи, прямую откровенность и нелукавое, чистое мудрствование, судьбу страны и судьбу семьи, и всё это – Дом, над которым сложены, оберегая его, воздушные ладони мирозданья. Да и сама речь с её весомой силою – Дом для души, памяти, со-вести и со-гласия человека и Мира. Поэт с таким мироощущением не может не обращаться к Высшему – эта естественная религиозность делает человека, признающего свою малость, прямо причастным к величию пространства и времени, разворачивающегося перед ним:

К ночному исходу, когда мы невольны и слабы,
на звёздную россыпь в небесной дали посмотри:
Большая Медведица встала на задние лапы,
ища на востоке приметы грядущей зари...

г. Челябинск

Опубл. в журнале "День и ночь" (г.Красноярск), № 3-4, 2007.

06.06.2007

К списку

Создание сайта